Екатерина писал(а): Как только поставила вопрос об эвтаназии, посыпалась критика...
Я в подобных случаях люблю рассказывать про Пирогова и его систему сортировки раненых.
Понятное дело, что во время боевых действий, особенно – после больших сражений, неизбежно создается ситуация, когда поток раненых намного превышает возможности военврачей. В результате, вовремя оказать помощь всем, кто в ней нуждается – просто невозможно.
Поэтому Пирогов предложил следующую схему. Во время первичного осмотра и оказания самой первой помощи больных сортируют.
Самых легко раненных, способных перенести транспортировку, и чьи ранения не требуют немедленного вмешательства – отправляют в тыловые госпиталя.
На месте остаются тяжелораненные, которые реально могут погибнуть при перевозке, и если их немедленно не прооперировать. Но из этих тяжелораненных первыми в операционную попадают не те, чье состояние самое тяжкое – а те, у которых хорошие виды на выздоровление. А уж те, у кого шансов на спасение мало – их оперируют самыми последними (если доживут).
Так происходит вовсе не потому, что установивший это правило Пирогов был циничной сволочью, для которой экономия важнее жизни человеческой (на самом деле он как раз имел очень прогрессивные гуманистические взгляды). Так происходит потому, что Пирогов был достаточно умен, чтобы понять: пока оказывают помощь раненому, у которого шансов на выживание мало – можно бы было прооперировать несколько человек, которые, скорее всего, выздоровели бы; но из-за длительного ожидания их состояние ухудшится, и они, очень даже возможно, умрут, или останутся тяжкими калеками. Поэтому бросать все силы на спасение человека, у которого 10% шанс выжить; и губить при этом пятерых, которые остались бы жить, получив своевременную помощь, но не получили ее, потому что врачи были заняты сборкой из запчастей почти обреченного человека – это ни разу не этика, не человеколюбие и не гуманность.
А теперь посмотрим, как действуют многие (я бы даже сказала – большинство) активисты-защитники животных. Их возможности так же ограничены, как и возможности военно-полевого хирурга на линии фронта. Но они в первую очередь хватаются за самых безнадежных животных. На лечение пострадавшего зверя идут весьма значительные средства; он нуждается в длительном выхаживании, в реабилитации (в том числе – психической), зачастую – в серьезной социализации. Шансов найти нового хозяина калеке – не так уж много; и для этого приходится как следует побегать и постараться. Да и никакой гарантии, что животное вообще выживет – тоже нет.
На те же деньги, теми же руками, и на тех же передержечных местах за то же время можно бы было найти хозяев для десятков (а то и сотен) пока еще здоровых и благополучных, доброжелательных и привычных к людям зверей. Но место в приюте занято, денег нет – все ушли на лечение тяжелобольного, и волонтеры задействованы там же. В результате здоровые и благополучные становятся нездоровыми и неблагополучными: калечатся, болеют, дичают, страдают и гибнут. И цена одного (возможно) спасенного – несколько десятков жизней тех, до кого у волонтеров, что называется, руки не дошли.
Более того. Животное, годами сидящее в приютском вольере, приобретает определенные сдвиги в психике. Оно разучивается нормально общаться с людьми; жить с ними рядом. Оно дуреет от скуки и монотонии. Да и здоровье страдает. И поэтому, чем дольше сидит животное в приюте – тем меньше у него шансов обрести новый дом.
Приют, пригодный для длительного и пожизненного содержания – это очень дорогостоящее учреждение, где животным обеспечен практически такой же образ жизни, который бы они вели в доме у заботливого хозяина. Иначе это уже не приют, а пожизненная тюрьма для собаки или кошки.
Так кто при этом раскладе "палач": человек, спасший хотя бы тех, кого можно было спасти – или "добренькие", не пожелавшие "запачкать карму", и в результате не спасшие почти никого?
|
Я тоже, тоже хочу на Алтай!
Какие там животные водятся? И хищные птицы? Орлы, наверняка есть?
